Пандемия как точка отсчета: изменения для Арктики

Пандемию коронавируса и арктическую проблематику объединяет одна неочевидная, но очень существенная черта — высокая консервативность восприятия угроз государствами, по-прежнему являющимися центральными игроками (и регуляторами) международной среды. Сложившиеся к началу пандемии институты как государственного, так и меж- и надгосударственного управления показали практически полную неадекватность поведения по отношению к глобальным бессубъектным угрозам — угрозам, у которых нет конкретного «антропоморфного» врага (пусть даже коллективного). Пандемия проиллюстрировала крайнюю негибкость национальных правительств и, как следствие, межгосударственных институтов к подобным угрозам.

В результате, в случае с пандемией базовой реакцией стало закрытие национальных границ, т. е. определение сначала всего мира, а затем отдельных стран как носителей угрозы. Представляется, что это будет иметь серьёзные последствия и для других бессубъектных угроз, прежде всего изменения климата, а именно оно на сегодня — главный мотор, катализатор и в отдельных случаях, детонатор основных арктических процессов: физических [1, 5, 8], экономических и даже политических [11]. Неслучайно риторика климатического национализма появилась и проявилась именно после первых волн пандемии. В случае с Арктикой как главной мировой лабораторией изменения климата [7, 9, 10], где международная жизнь организована с помощью всего нескольких международных режимов с ограниченным числом участников, такой конфликт бессубъектной угрозы и стратегической привычки к поиску «носителя угрозы» сулит существенные риски для устойчивости арктических режимов, адекватности мер государственной политики в области предупреждения и смягчения климатической угрозы, и в то же время новые возможности для новых решений за рамками межстрановых игр с нулевой суммой [12].

Принципиальное изменение отношения России к климатическим и арктическим сюжетам уже нашло отражение в опорном документе внешнеполитического планирования — новой Стратегии национальной безопасности, опубликованной 2 июля 2021 года. Отдельно отметим изменения в трактовке ключевых национальных интересов «с учётом долгосрочных тенденций развития ситуации в Российской Федерации и в мире», среди которых выделены: «охрана окружающей среды, сохранение природных ресурсов и рациональное природопользование, адаптация к изменениям климата» и «решение экологических проблем и рациональное использование природных ресурсов Арктической зоны Российской Федерации» [3]. При этом Арктика — единственный специфический регион, выделенный в климатическом экологическом блоке Стратегии. Соответственно, мы фиксируем принципиальное изменение к экологической и климатической проблематике со стороны Москвы. На самом высоком уровне признаются и изменение климата как угроза, и необходимость адаптации к нему с помощью дополнительных расходов, нового регулирования и пр. Сегодня Россия только вырабатывает свою комплексную стратегию в этой области, пытаясь совместить климатическую повестку и повестку развития, и Арктика в этом отношении — самый многообещающий и одновременно самый непростой регион.

Второй эффект пандемии, который имеет непосредственное отношение к арктической политике России и других стран — это в целом рост запроса на активную роль государства в сочетании с большой толерантностью государств к решительным действиям, перестройке сложившегося порядка вещей в самых разных отраслях, активизации мобилизационного ресурса. С учётом традиционно центральной роли государства в развитии Арктики, при мобилизационной модели развития (как минимум, на уровне инфраструктуры, преимущественно — двойного назначения), такой эффект пандемии соответствует арктическим проектам развития.

Третья тенденция, не связанная напрямую с пандемией, но явно обострившаяся на её фоне — это обострение конфронтации между США с одной стороны, Россией и Китаем — с другой. Это уже приводит к «переплёскиванию» неарктических разногласий на деятельность Арктического совета и в целом на качество международного диалога в регионе. Для России проблемой могут стать попытки сдерживания Китая со стороны США в Арктике: в этой ситуации Россия рискует столкнуться с непривычным для себя т. н. вторичным давлением, когда недружественные действия будут направлены не напрямую против нас, но сопутствующий ущерб потенциально нанести могут. Такая милитаризация Арктики, конечно будет в дальнейшем сильно осложнять конструктивный диалог в регионе по любым, далеко не только военно-политическим вопросам.

Пять идей для меняющейся Арктики


Сегодня, спустя полтора года с начала пандемии, мы можем обрисовать основные новые черты арктического региона. Региона всё более динамичного, непонятного по многим параметрам внешним и даже работающим там игрокам, всё менее обособленного от других элементов и процессов международной системы.

Арктика сегодня — это уже не «вещь в себе», а регион, на который будут всё сильнее проецироваться глобальные тенденции: и изменение климата, и адаптация к нему, и международно-политическая конфронтация, и новая экономическая конкуренция (включая энергопереход и новую логистику, регионализацию и фрагментацию, заменяющие собой глобализацию в традиционном смысле). Новая Арктика требует новых подходов, и мы предлагаем пять основных направлений для их разработки.

1. Активная политика России по надстройке и модификации действующих в регионе международных режимов.

В этом процессе уже участвуют как арктические (в первую очередь, США), так и неарктические страны и объединения (Китай, ЕС, Великобритания, Япония и пр.) [2], и в среднесрочной перспективе строго консервативная позиция России, не предполагающая разработки или уточнения имеющихся норм, рискует быть дискредитированной по целому ряду параметров. И речь не только о насущно российских вопросах, но и о формирующихся проблемах и сюжетах, таких как свободный район Северного Ледовитого океана, ранее не представлявший интереса и не доставлявший проблем для неарктических стран, поскольку преимущественно был покрыт льдом, а сегодня, с учётом таяния льдов и миграции рыбы в более холодные северные широты — всё более привлекательное место для промысловой ловли. И это только один из примеров [2].

В силу специфики Арктического региона действующие соглашения могут не регулировать экономику Арктики напрямую, но каналы институционального «переплёскивания» весьма обширны. От критики недостаточной «зелёности» проектов на фоне отсутствия общепринятых и разделяемых всеми таких критериев (что уже периодически происходит в отношении Северного морского пути), зелёного протекционизма, до санкционирования точечных проектов / игроков (что может быть особенно чувствительно, поскольку в Арктике ценность и роль каждого инфраструктурного объекта существенно выше, чем в обычно регионах).


2. Пересмотр российско-китайских подходов к сотрудничеству в Арктике.

На фоне роста американо-китайских противоречий и более активной кодификации китайской угрозы на уровне НАТО, вероятно постепенное сокращение возможностей партнёрских отношений Китая с арктическими странами-членами НАТО, что увеличивает шансы на более продуктивное сотрудничество Москвы и Пекина. Пока-весьма скромное в силу размытого целеполагания сторон.

3. Принципиальный пересмотр вложений в управление физическими рисками в Арктике. Изменение климата увеличивает количество «неизвестных» в регионе и создаёт потребность в мониторинге, непрерывном сборе больших данных, создании моделей оценок эффектов климатических изменений. В целом решение подобных задач требует радикального пересмотра целей, задач и бюджетов арктической науки.
4. Активная интеграция российской Арктики в Азию. Долгосрочный риск развития Арктики представляет собой интенсивная регионализация в Азии. Или Россия через сеть экспортных проектов, логистических маршрутов, соглашений о зонах свободной торговли сможет «подключить» Арктику к Азии как важную часть континента, или в горизонте 7–10 лет российские экспортёры окажутся в куда более сложном положении, в сравнении с конкурентами из АТР.

5. Построение баланса экспортных зелёных проектов и российского зелёного регулирования. Уже сегодня для бизнеса растут риски компенсации эффектов за счёт проектов внутрироссийской ориентации. Соответственно, необходима разработка комплексного плана озеленения российской экономики, в т. ч. экспортных проектов в Арктике. Это может быть интегральной частью Национального адаптационного плана, однако указанная задача выходит за границы «необходимого». В этой связи важно разрабатывать не только рестрикции, но и стимулы, модели адаптации к изменению климата как источнику роста стоимости бизнеса, а не только способа избежать «штрафов Росприроднадзора».

Все указанные вопросы на данном этапе так или иначе находятся и в политической, и в экономической, и в новостной повестке, и в силу внутренних причин, и в силу интенсивного плана мероприятий, реализуемых Москвой в рамках председательства в Арктическом совете (далее — АС). Однако оно закончится уже весной 2023 г., и предстоящие полтора года могут быть благоприятным периодом для реализации отдельных проектов в АС, и, что может быть даже важнее, для чёткой артикуляции позиции страны по широкому пулу вопросов развития Арктики и запуска ряда долгосрочных переговорных процессов.

Российское председательство как окно возможностей


Начало председательства России в Арктическом совете ставит вопросы о том, как Москва будет реализовывать стратегию развития АЗРФ, и одновременно — искать ответы на общие угрозы в Арктике как международном регионе. Объявленные приоритеты председательства дипломатически безукоризненны, однако потребуют новых решений на всех уровнях — и воплощать их предстоит не всегда в дружественной среде.

Масштабы российской Арктики — и географические, и экономические, и демографические, делают РФ исключительно важным игроком в вопросах развития и сбережения региона, действительно — первым среди равных. В последние годы Россия предприняла целый ряд шагов по «возвращению в Арктику»: новую стратегию развития региона до 2035 г., специальный инвестиционный режим Арктической зоны Российской Федерации, перенастройку отношений с крупным бизнесом и госкорпорациями, работающими в регионе. Запущен пионерный проект НИЦ «Российская Арктика» — уникальный по сложности и многослойности научно-инновационный проект. Однако значимость арктического региона для России и место России в Арктике как международном регионе ставят вопросы о повестке, которую Москва может предложить другим арктическим странам и странам-наблюдателям в АС и на других арктических площадках. Ключевые приоритеты начавшегося в мае 2021 г. председательства утверждены и объявлены, однако их предметное наполнение — вопрос сложной дипломатической работы на разных уровнях в ближайшие два года. Не говоря о международной политике России в Арктике по окончании председательства в мае 2023 года.


Представляется, что центральное направление, цементирующее интересы развития и сбережения российской Арктики, а также общие интересы стран арктического региона — это вопросы адаптации повестки развития Арктики к изменению климата, которое здесь проходит в разы быстрее, чем в других регионах мира. Превращение Арктики в глобальный заповедник прямо противоречит интересам всех арктических стран и всерьёз расходится с приоритетами стран-наблюдателей при АС, но наиболее остро задача развития во всё более хрупких арктических экосистемах стоит именно перед Россией. Соответственно, именно Россия может и должна выступать с активной и конструктивной повесткой как на уровне АС, так и на других площадках, в первую очередь — в Арктическом экономическом совете.

В международно-институциональном поле данную задачу можно решать через сочетание нескольких инструментов.

Во-первых, это инициирование создания профильной рабочей группы на уровне АС и уже в ближайшее время — начала разработки Международной стратегии адаптации к климатическим изменениям в Арктике. Данная работа могла бы быть проведена и в рабочей группе по устойчивому развитию в Арктике, однако в бюрократической логике повестка данной группы уже сформирована и наполнена проектами, а решение адаптационной задачи требует существенных свободных ресурсов. Данная стратегия должна быть направлена на повышение экологической ответственности арктических стран и предполагать соответствующую адаптацию их внутренних нормативных и законодательных баз. В центре внимания должны быть: реагирование на процессы таяния льдов и вечной мерзлоты, разработки в сфере чистых технологий и снижения загрязнения, изменение среды обитания животных и растений, защита трансграничных экосистем, особенно — морских.


Для успешной реализации данной инициативы Россия может использовать пошаговый подход, предполагающий синхронизацию усилий законодательной и исполнительной власти.


• Первый шаг предусматривает накопление научных знаний об арктической экосистеме, проведение регулярных мониторингов и аналитическое сопровождение климатических процессов. Международный арктический форум может стать эффективной площадкой для такой «сверки часов».
• Второй шаг предполагает непосредственно разработку Стратегии усилиями МИД РФ, Комитета по международным делам, Комитета по региональной политике и проблем Севера и Дальнего Востока, Комитета по делам национальностей ГД РФ и профильных комитетов Совета Федерации РФ в тесном сотрудничестве с парламентами других арктических стран, неправительственными организациями, экспертным сообществом России и стран-партнёров.
• Третий шаг предусматривает обсуждение Стратегии на площадке Конференции парламентариев Арктического региона, проведение публичных обсуждений и доработки, согласование документа, и на его основе — подготовку проекта резолюции.
• Четвёртый шаг предполагает обсуждение согласованного документа на уровне АС и принятие итоговой резолюции по инициативе России с перечнем основных направлений адаптации арктических стран к климатическим изменениям.


Принятие итоговой резолюции по инициативе РФ можно будет расценивать как крупный успех российской дипломатии с точки зрения укрепления нормативно-правовой составляющей взаимодействия в Арктическом регионе, особенно с учётом инерции существующих многосторонних институтов в Арктике и серьёзных проблем с эффективностью АС в последние годы.


Вторая мера — это инициирование диалога (не проекта) на уровне АС, нацеленного на формирование продвинутого режима «повышенной климатической ответственности» арктических государств. Потребность в таком режиме активно формируется: 234 ст. Конвенции ООН по морскому праву — одного из ключевых международных документов, формирующих международные режимы в Арктике — при поверхностном анализе увязывает регулирование в регионе с устойчивостью ледового покрытия, чем всё чаще вводит в заблуждение. Прямое следование букве статьи может предполагать, что отсутствие льда снимает проблемы особой чувствительности арктических экосистем к экономической деятельности, хотя ситуация в регионе складывается прямо противоположным образом. В результате уже сегодня всё чаще слышны разногласия между арктическими странами по вопросам свободы навигации в особых экономических зонах Северного Ледовитого океана.


Наконец, важное направление работы, особенно значимое для российских компаний — это увязывание «зелёной», арктической и санкционной повесток. Крайне важно выстроить международный консенсус, оберегающий арктические проекты и арктические компании от санкционных рисков в случае реализации ими масштабных зелёных проектов, при обращении к инструментам зелёного, или, что более корректно в случае с Арктикой, «белого» финансирования. Потенциал для такого диалога существует — постулирование изменения климата как угрозы национальной безопасности целым рядом стран, прежде всего, США, открывает возможности для диалога в этой области.

Указанные инструменты и сюжеты, безусловно, хотя и находятся в поле ответственности АС, требуют обсуждения и активной проработки также на уровне Арктического экономического совета, особенно с учётом особо значимой роли крупных корпораций при реализации именно арктических проектов.


Более того, как показала сессия «Новый раунд развития Арктики», прошедшая в рамках Петербургского международного экономического форума 2021, диалог с арктическим бизнесом исключительно важен, поскольку традиционно Арктика была территорией больших проектов и крупных игроков. Однако социальные и экологические вызовы сегодня требуют перенастройки баланса отношений между арктическими государствами, крупными компаниями, региональным малым и средним бизнесом и местными сообществами, в особенности — с представителями коренных и малочисленных народов Севера. Претворение в жизнь модели инклюзивного развития Арктики — важная задача российской арктической стратегии до 2035 г. и российского председательства 2021-2023 гг., для решения которой придётся задействовать все уровни арктических отношений — межгосударственных, деловых и неправительственных.

Система торговли выбросами и трансграничный углеродный налог


Помимо финансовых стимулов и инвестиций в «зелёные» проекты, в рамках климатической политики, в странах ЕС действуют механизмы ценообразования на углерод. Два наиболее значимых — это Система торговли выбросами (ETS EU) и национальные углеродные налоги. Европейская система торговли выбросами вводит ограничительный порог на допустимые выбросы СО2 для отдельных отраслей экономики. В случае, если порог превышен, предприятию необходимо покупать соответствующие квоты, которые распространяются правительствами через аукционы (Европейская энергетическая биржа (EEX)) или приобретаются у других компаний, которые имеют уровень выбросов ниже установленного порога. Если компания в отчётный период не предоставляет регулятору информацию о наличии достаточного количества квот при превышении установленного предела, она получает значительный штраф за каждую тонну экстра-выбросов.

На отрасли, которые не входят в Систему торговли выбросами, распространяются национальные углеродные налоги, которые зачастую выше, чем те, которые приходится платить в рамках ETS EU. К примеру, в Швеции ставка налога на углерод составляет 1190 шведских крон (126 долл. США) за метрическую тонну CO2. В соответствии с требованиями европейских регуляторов, компании, осуществляющие свою деятельность на территории ЕС обязаны подсчитывать выбросы СО2 от своей деятельности и отправлять соответствующие отчёты в компетентные органы. Впоследствии данная информация может быть использована в добровольных публичных отчётах об устойчивом развитии, что благоприятно сказывается на имидже компаний.

В дополнение к механизмам ценообразования на углерод внутри ЕС, в рамках «Зелёной сделки» планируется внедрение трансграничного углеродного налога для импортируемой продукции. Налог будет рассчитываться в зависимости от общего выброса СО2 при производстве товара и может взиматься за каждую тонну выбросов, как это делается во многих национальных системах по взиманию углеродных налогов. Или же для доступа к рынку Евросоюза импортёрам придётся присоединяться к ETS EU и закупать квоты за превышение выбросов. Введение данной меры позволит достичь 2 важных для ЕС целей: создать равные условия для собственных производителей и импортёров (система ETS EU работает с 2005 г., а некоторые национальные углеродные налоги были введены в начале 90-х гг.), а также позволит оказать значительное влияние на глобальное движение по декарбонизации, заставив его интенсифицироваться. Последствия этих решений скажутся и на экономике России.

Российское экологическое регулирование


Отношение россиян к проблематике изменения климата, как указывают авторы исследования European Social Survey (ESS), является «скептическим». В то, что климат действительно меняется, верят 82,6 % россиян. А с тем, что глобальное потепление может иметь серьёзные негативные последствия, согласны лишь 61,8 % опрошенных [8]. Более ранний опрос, проведенный «ВЦИОМ» в 2017 году, показал, что 39 % россиян считают, что глобальное потепление — «надуманная, раздутая проблема, на которой спекулируют те, кто хочет заработать на естественном страхе человечества перед природными катастрофами» [9].
Несмотря на скептицизм российского общества в отношении угрозы глобального потепления, проблематика развития в России низкоуглеродной экономики становится всё более актуальной. Остроту этой теме в России придают природные катаклизмы, частота которых в стране увеличилась в последние годы. Их последствия для природы масштабны — от ежегодных пожаров в регионах Сибири до разливов рек и техногенных катастроф, вызванных таянием многолетнемёрзлых грунтов. Так, изменение температуры в Арктике происходит в 2-2,5 раза быстрее, чем в целом на планете, а таяние вечной мерзлоты приводит к разрушительным последствиям для местной инфраструктуры и ставит жизни людей под угрозу. Будучи Заместителем министра Дальнего Востока и Арктики, Александр Крутиков в интервью изданию Barents Observer высказал уверенность, что изменение климата обойдётся России в 9 трлн руб. до 2050 года из-за прямого ущерба зданиям и инфраструктуре.

В 2019 году Дмитрий Медведев, занимавший пост председателя Правительства РФ, подписал постановление о ратификации Парижского соглашения о климате, что послужило отправной точкой для разработки комплекса мер по снижению эмиссий парниковых газов в атмосферу. За подписью Д. Медведева последовала и подпись главы государства — Владимира Путина, но уже под конкретными целевыми показателями, адаптированными под Россию, отражёнными в Указе Президента РФ от 04.11.2020 № 666 «О сокращении выбросов парниковых газов». В соответствии с Указом, перед Правительством РФ ставятся 2 ключевые задачи:

• Обеспечить сокращение выбросов парниковых газов до 70 % относительно уровня 1990 года;
• Разработать и утвердить Стратегию социально-экономического развития России до 2050 года с низким уровнем таких выбросов [10].

Экологические вопросы в Стратегии национальной безопасности


В соответствии со вторым пунктом Министерство экономического развития РФ подготовило Стратегию долгосрочного развития России с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года. Россия не может игнорировать климатическую повестку — это создаёт риски для устойчивого развития национальной экономики после 2040 года, говорится в стратегии. Стратегией допускается, что Россия сможет достичь углеродной нейтральности к 2050 году в случае принятия ряда решительных мер по всем отраслям экономики и запуска механизма торговли выбросами [11].

Отставание в мировом движении по декарбонизации национальных экономик создаёт серьёзные риски для России. Особое внимание российских регуляторов на данный момент привлечено к рискам от введения трансграничного углеродного налога в ЕС. По мнению экспертов BCG, если облагаться сбором будет весь объём выбросов, то нагрузка на российских экспортёров составит 3–4,8 млрд долл. в год [20]. Специалисты из KPMG прогнозируют потери от 3,6 млрд евро лишь за первый год после внедрения налогового сбора, а к 2030 году, нагрузка может вырасти до 8,2 млрд евро ежегодно [11].

Осознание значимости изменения климата для России нашло своё отражение и в обновлённой Стратегии национальной безопасности Российской Федерации. Причём, в ней важно отметить признание 2 значительных угроз: риски для социально-экономического благополучия России непосредственно от климатических изменений и использование климатической повестки западными странами в качестве «предлога для ограничения доступа российских компаний к экспортным рынкам, сдерживания развития российской промышленности, установления контроля над транспортными маршрутами, воспрепятствования освоению Россией Арктики».
Несмотря на то, что Россией признаётся угроза глобального потепления, отдельные решительные меры ЕС воспринимаются как часть геополитической игры, направленной на ослабление нашей экономики (несмотря на то, что тот же трансграничный углеродный налог распространяется на экспортёров, вне зависимости от страны происхождения) [13].

Важное место в Стратегии играет и обеспечение низкоуглеродного развития российской Арктики за счёт снижения климатических рисков. «Решение экологических проблем и рациональное использование природных ресурсов Арктической зоны Российской Федерации» отнесено к стратегическим национальным приоритетам. Однако, в остальных стратегических документах РФ, связанных с климатической политикой, практически нет отдельного упоминания о необходимости принятия решительных мер по декарбонизации и снижению климатических рисков в Арктической зоне, кроме Стратегии развития Арктической зоны РФ и обеспечения национальной безопасности на период до 2035 года, где проблема изменения климата упоминается 15 раз. Но несмотря на усиление декларативной составляющей климатической политики России по Арктической зоне, введённых мер всё ещё недостаточно для смягчения и нейтрализации негативных последствий от изменения климата.

В то время как таяние вечной мерзлоты наносит значительный ущерб прибрежной инфраструктуре, угрожает жизни людей, в особенности коренных народов, и провоцирует иные социально-экономические риски, важно уделить особое внимание этому региону при формировании будущих климатических политик. Контроль за выбросами, смещение энергетического баланса в сторону ВИЭ, декарбонизация транспортного комплекса и ряд других мер по повышению экологической устойчивости региона позволят избежать ещё больших потерь.

Энергетический переход экономики РФ


Не менее важным событием в поле российской климатической повестки стало создание по инициативе Президента РФ — Межведомственной рабочей группы по вопросам, связанным с изменением климата и обеспечением устойчивого развития. Группу возглавляет советник Президента РФ, специальный представитель Президента по вопросам климата Руслан Эдельгериев, который отмечает сильное сопротивление российского бизнес-сообщества внедрению механизмов государственного регулирования выбросов СО2, в особенности в нефтегазовом секторе. По мнению Руслана Эдельгериева, интенсификация декарбонизации российской экономики во многом, сдерживается «лоббистами из ТЭКа», которые отказываются находить общий язык с государством [14].

Перевод экономики на рельсы низкоуглеродного развития не произойдёт без энергетического перехода. По прогнозам Министерства энергетики РФ, к 2040 году доля нефти и газа в мировом энергобалансе упадет до 46 % с текущих 54 %. Доля нефти упадёт с 31 % до 23 %, угля — с 26 % до 19 %. В то же время доля газа вырастет с 23 % до 25 %, ВИЭ — с 2 % до 8 %, биоэнергии — с 9 % до 11 %. Стоит отметить, что прогноз Минэнерго можно отнести к консервативным по сравнению с международными аналогами.

После топливно-энергетической отрасли транспорт является крупнейшим источником глобальных выбросов CO2 и в настоящее время осуществляет выброс в атмосферу почти четверти от всех эмиссий CO2. В целях улучшения экологической обстановки и сокращения концентрации СО2 в атмосфере, администрации российских городов и регионов предпринимают меры по стимулированию роста парка электрических автобусов и легковых автомобилей с аккумуляторами. Активно развивается газозаправочная инфраструктура для автомобильной техники на природном газе.

В 2020-м году Правительство утвердило подпрограмму развития рынка газомоторного топлива РФ. В «Сводной стратегии развития обрабатывающей промышленности Российской Федерации до 2024 года и на период до 2035 года» обозначен тренд на переход к углеродной нейтральности транспортного комплекса к 2050 году.

Кроме того, был принят правительственный закон «Об ограничении выбросов парниковых газов», согласно которому в России планируется создание реестра выбросов парниковых газов (ПГ) предприятиями и введение системы углеродных единиц. Российские регуляторы планируют создать на территории РФ механизм, схожий с европейским аналогом (EU ETS).

Однако велика вероятность, что усилия по снижению углеродного следа от производства будут сводиться к системам улавливания выбросов (Carbon Capture Systems) природного характера — то есть к лесам, являющимся одним из приоритетных механизмов реализации климатической политики, по мнению вице-премьера Виктории Абрамченко и представителей российских компаний [15]. Так, член совета директоров «Лукойла» Леонид Федун сообщает, что «гектар соснового леса поглощает примерно 1-1,5 тонны СО2 в год, тополь — 5-7 тонн, а такое дерево, как павловния, — вообще 30 тонн» [16] . Однако, сторонники этой инициативы не всегда учитывают тот факт, что природные системы улавливания выбросов способны поглощать СО2, оставляя в атмосфере иные виды парниковых газов, в особенности — метан, являющийся не меньшей угрозой, чем диоксид углерода.

Вывод


В России климатическая повестка только зарождается. Мы формируем свои первые стратегии по декарбонизации, рассматриваем механизмы углеродного регулирования и формируем соответствующую регуляторную базу. С учётом уже имеющихся климатических обязательств мы рискуем не достичь имеющихся целевых показателей по декарбонизации российской экономики.

Климатические цели России сложно назвать амбициозными, в сравнении со странами ЕС, США и даже Китаем, где есть чёткие публичные обязательства по достижению углеродной нейтральности. Несмотря на это, достижение целевых показателей национальных стратегий, включающих в себя тренд на декарбонизацию, не представляется возможным без расширения инструментария мер государственной поддержки «зелёных» решений. По мнению авторов, важная роль в декарбонизации экономики России и достижении углеродной нейтральности будет принадлежать карбоновым полигонам и карбоновым фермам, создаваемым с участием ВУЗов и частного бизнеса, при поддержке государства [17, 18]. Актуально и важно, что реализация этих проектов предусматривает подготовку специалистов по климатическим изменениям, которых в России практически нет.

Для России важно учитывать успешный мировой опыт при осуществлении перехода к низкоуглеродной экономике. По мнению авторов, необходимо внести изменения, связанные с адаптацией к климатическим изменениям и переходом к низкоуглеродному развитию, в основные стратегические документы, связанные с развитием АЗРФ. Очень важно, что уже в августе 2021 года Департамент конкуренции, энергоэффективности и экологии Минэкономразвития России провёл онлайн-семинары для представителей органов власти федерального и регионального уровней по вопросам подготовки планов адаптации к изменениям климата. На семинаре был разобран порядок формирования планов адаптации для отраслей и регионов. Внимание было обращено на классификацию климатических рисков как для отдельных объектов, так и для территорий, а также на принципы оценки этих рисков и конкретные примеры такой оценки. Был также рассмотрен основной рекомендованный перечень источников климатической информации [19]. По мнению авторов, важно учитывать и мировой опыт подготовки соответствующих документов. Отличным примером может послужить принятый Европейской комиссией комплекс политических инициатив — «Европейская зелёная сделка».

DOI: 10.51823/74670_2022_4_27