Причем эти изменения более выражены в наиболее холодных и наиболее высокоширотных районах с отчетливым трендом роста эффекта потепления от 60-х широт к 80-м (рис. 2).

Локальное потепление в высоких широтах уже вызвало агрессивное продвижение на Северо-Восток Евразии эпизоотолого-эпидемиологического вала с Юга [4] (рис. 4).

В связи с ожидаемым потеплением климата существует реальная опасность более широкого распространения в республике Саха иксодовых клещей с образованием их устойчивых популяций и связанного с ними клещевого энцефалита и боррелиоза.
1.2. Деградация многолетнемерзлых пород в результате потепления в высоких широтах повышает вероятность возвращения в современные Арктические экосистемы возбудителей особо опасных инфекций XVIII-XIX веков, захороненных в скотомогильниках или в местах погребения людей, погибших от этих инфекций (рис. 5).

Например, в начале 90-х гг. ХХ века в районе поселка Походск в низовьях р. Колымы были обнаружены обнажения старого кладбища на берегу озера недалеко от протоки «Походская», в котором были групповые захоронения людей, умерших в 1884-1885 гг. от натуральной оспы (рис. 6).

Известно, что во второй половине XIX века эпидемия этого заболевания в Колымском округе привела к гибели 2/5 населения. На реке Индигирке почти полностью вымерло население города Зашиверска. Результаты исследований показывают, что в условиях вечной мерзлоты в тканях умерших от оспы людей могут сохраняться жизнеспособные вирусы. Об этом говорит и изучение коллекции штаммов вируса, хранившихся в течение 26 лет в Национальной коллекции страны и оказавшихся жизнеспособными. Расчеты показали, что при обнаруженных темпах снижения количества вируса инфекционный материал в корочках больных при отрицательных температурах может сохраниться в течение 250 лет.


С процессами изменений климата и интенсификацией хозяйственной деятельности в северных экосистемах может быть связано и «пробуждение» очагов распространения сибирской язвы (B. Anthracis). В прошлом на территории Якутии сибирская язва была широко распространена. Она поражала людей, многие виды домашних и диких животных [5, 6]. Современные данные указывают на то, что в условиях Крайнего Севера отмечается высокий уровень выживания спор B. Anthracis. В мерзлотной почве споры возбудителя сибирской язвы сохраняются в жизнеспособном состоянии в течение десятков, а то и сотен лет. Доказана возможность микроба проходить в мерзлотной почве полный жизненный цикл: спорообразование, инициация спор, их прорастания, размножение вегетативных клеток, споруляция. При освоении новых участков горнопромышленными, строительными и сельскохозяйственными работами, особенно в местах захоронения погибших животных, имеется опасность попадания возбудителя заболевания в организм человека и животных и возрождения природного очага инфекции. Особенно эта опасность возрастает в засушливые годы, когда при вытаптывании и пастьбе угодий оголяется почвенный покров и находящиеся там споры возбудителя инфекции попадают в организм животных.

В целом, в Сибири и на Дальнем Востоке на учете (1997 г.) состояло 5024 стационарно-неблагополучных пункта по сибирской язве (СНП СЯ). Среди всех арктических территорий Российской Федерации в Якутии находится значительное количество СНП СЯ, где в конце XIX и в начале XX вв. были зарегистрированы многочисленные эпизоотии сибирской язвы среди домашних северных оленей и диких животных. Первые письменные сообщения о сибирской язве упоминаются из донесений окружных, инородческих и волостных управ Колымского, Верхоянского округов и датируются 1811 г. В памятной книжке Якутской области за 1896 г. приводятся данные об эпизоотиях болезни в Якутском, Вилюйском и Колымском округах. Дислокация основной массы СНП СЯ (сибиреязвенных скотомогильников) и мест случайных захоронений животных, павших от сибирской язвы, четко не обозначались и не включились в эпизоотологический учет. Это природно-очаговое заболевание за почти 200-летний период со времени его обнаружения было зарегистрировано более чем в 240 пунктах 24 районов Якутии, как в северных (за исключением пяти притундровых), так и горнотаежных и таежных (Рис. 7) [5, 6].

Реальная опасность исторических мест захоронения павших животных проявилась эпизоотиями сибирской язвы среди северных оленей в Таймырском регионе Российской Арктики в 1969 и 1977 гг., в Якутии — в 1988 г. Особое оживление зооноза зафиксировано в 1970 г. по берегам ряда рек, в 1993 г. — в окрестностях некоторых населенных пунктов [6].

Примером особого риска является эпизоотолого-эпидемиологическая ситуация 2016 г., имевшая место в Ямало-Ненецком АО. Начиная с 2014 года вначале на Ямале, а затем и в других Азиатско-Арктических регионах России стали регистрировать взрывообразное образование воронок глубиной до 200 метров (верхний диаметр — до 60 и более метров, нижний диаметр — до 40 и более метров), а также многочисленных небольших озер круглой формы, которое (по мнению многих специалистов) является следствием разложения криолитозональных метангидратов [7], поскольку глубина ≈200 м — это верхняя граница залегания метангидратов в криосфере [8, 9]. И именно деградация многолетнемерзлых пород (ММП) в результате потепления климата в Арктике приводит к разложению метангидратов, находящихся в метастабильном состоянии [3]. При этом большую опасность представляет потенциальная близость образующихся воронок от скотомогильников и захоронений людей, погибших от особо опасных инфекций в XVIII-XX веках и захороненных в верхнем слое ММП, так как образование воронок сопровождается мощными взрывами за счет высокого давления газа, скапливающегося под перекрывающими ММП. И взрывной волной споры бактерий могут разноситься на десятки и сотни метров. Например, только разброс грунта при образовании одной из воронок на Ямале составил до 120 м. Не исключено, что вспышка сибирской язвы летом 2016 года на Ямале объясняется климатическими изменениями не только на погодном уровне (жаркий июль), но и за счет разложения метангидратов при оттаивании ММП.

На территории Якутии издавна существуют природные очаги и ряда других инфекционных и паразитарных заболеваний человека и животных: это бруцеллез, туляремия, бешенство, эхиноккоз, альвеококкоз, лептоспироз, трихинилез и др. (рис. 8).

Сохранение и распространение возбудителей инфекционных природно-очаговых заболеваний в Якутии связано с комплексом кровососущих эктопаразитов млекопитающих и птиц. Многие из этих паразитов являются переносчиками, некоторые одновременно и хранителями возбудителей инфекций. Так, например, иксодовые клещи могут в течение нескольких лет сохранять в себе возбудителей не только клещевого энцефалита, но и туляремии.

Возможность появления новых, ранее не отмечавшихся инфекционных заболеваний подтверждается историей распространения в Якутии таких инфекций, как бруцеллез северных оленей и псевдотуберкулез.

1.3. Высокая вероятность выноса на поверхность возбудителей особо опасных инфекций прошлых тысячелетий вследствие оттаивания останков мамонтовой фауны в слое многолетнемерзлых грунтов.

Например, при микробиологическом изучении в ФГУН ГНЦ вирусологии и биотехнологии «Вектор» образцов естественно замороженного мозга Юкагирского мамонта, возраст которого оценивается в более чем 18 тыс. лет, были обнаружены высокие концентрации жизнеспособных термотолерантных аэробных бактерий: по крайней мере 7 морфотипов, которые отличались нестабильностью проявления признаков, необычными характеристиками, позволяющими отнести их к «новым» видам (кроме 3N) (рис. 9). Проведена предварительная идентификация микроорганизмов с использованием трех методических подходов; показана необходимость продолжения геномного анализа по стабильности признаков.

Ранее из мумифицированной мышечной ткани спины Оймяконского мамонтенка выделена живая аэробная грамположительная неспоровая бактериальная культура, отнесенная к роду Kurthia [10].

При этом никто не может дать гарантий, что какой-нибудь бактериальный палеоштамм, сохранивший свою вирулентность в толще многолетнемерзлых пород в течение многих тысячелетий, попав в современную среду, не станет патогенным в отношении современных животных организмов и человека. И отсутствие в Якутии официально зарегистрированных почвенных очагов не исключает их потенциально-реальную скрытность не только под покровом «моровых полей», но и в палеонтологических останках (мамонты, пещерный лев, шерстистый носорог) и в выстилающих их почвах.

Следует подчеркнуть, что второй и третий пути влияния изменений климата на инфекционную заболеваемость населения мерзлотных арктических регионов вызывают наибольшую озабоченность международных экспертов.

2. Теперь поговорим о втором аспекте биологической безопасности в криолитозоне Северо-Востока Евразии на примере Якутии. Он обусловлен появлением в криолитозоне новых/модифицированных вирусных/бактериальных геномов, возникших в результате естественного либо искусственного мутагенеза.

Якутия может стать родиной вирусов — причин будущих пандемий. Это обусловлено вероятностью переноса вирусных возбудителей инфекционных заболеваний при сезонных миграциях птиц, в первую очередь из Юго-Восточной Азии, их последующей мутагенетической адаптацией к новым экстремальным климатическим условиях Арктики и дальнейшим обратным переносом новых вариантов вирусов в различные географические регионы планеты.
Известны четыре основных пути миграции птиц, перелетающих на значительные расстояния (рис. 10).

Наибольшее значение для России (Арктики в целом) имеют центрально-азиатский-индийский и восточно-азиатский-австралийский пути миграции, поскольку они связывают территории России со странами, в которых уже на протяжении нескольких лет регистрируются очаги высокопатогенного вируса гриппа H5N1 [11]. (рис. 11). Хотя для европейской части арктической зоны России с позиций биологической безопасности значимы и западноевропейский, и восточноевропейский пролетные пути.

В Якутии эпизоотий «птичьего гриппа», связанных с вирусом Н5N1, пока не обнаружено. Хотя в образцах фекалий диких птиц, добытых на реке Буотама (Национальный парк Ленские столбы), в г. Якутске, Кобяйском районе, обнаружены более 20 штаммов вируса птичьего гриппа «А». Причем «Якутские» штаммы вируса «птичьего гриппа» оказались очень близкими патогенному штамму вируса Н5N1, выявленному в Гонконге в 1997 г.

Нельзя исключить того, что те или иные штаммы — возбудители новых, повторно возникших или «умышленно» возникших инфекционных заболеваний (рис. 12), могут, мутируя, начать инфицировать перелетных птиц, переносящих их в Арктический регион.

Не исключено также, что в биолабораториях США, расположенных в том числе в тех местах, откуда перелетные птицы мигрируют в Российскую Арктику (рис. 13), либо непосредственно на постсоветском пространстве (рис. 14), могут вестись работы по созданию штаммов новых патогенных вирусов, которые могут переноситься перелетными птицами, гнездящимися именно в Российской Арктике [12, 13].

Это высоко вероятное обстоятельство чрезвычайно актуализирует безотлагательное решение задач обеспечения биологической безопасности в Арктике в интересах не только Российской Федерации, но и всего человечества.

В обозначенном формате весьма значимы планетарные, региональные и топологические особенности нозоэкосистем Арктической зоны России, касающиеся закономерностей зооантропонозов (северных таксонов) во времени и пространстве [14].

Нет сомнений, что эти актуальнейшие задачи должны решаться комплексно с привлечением профильных специалистов не только Роспотребнадзора, Министерства здравоохранения РФ, Министерства обороны РФ, но и всего научного сообщества, включая Российскую академию наук и профильные ВУЗы [12]. По-видимому, для этого должна быть создана Государственная программа Российской Федерации по обеспечению биологической безопасности Арктической зоны России, включающая: мониторинг возбудителей зоонозных инфекций, включая перелетных птиц (птичий грипп и др.) и диких животных; проведение подготовительных работ по созданию вакцин и лекарств в отношении выявленных зоонозных инфекций; выполнение работ, связанных с обеспечением микробиологической безопасности археологических работ и исторических раскопок, в первую очередь в местах скотомогильников и захоронений 17-19 веков, вблизи воронок, образовавшихся в результате взрывообразного разложения континентальных метангидратов («ямальских воронок»); обеспечение микробиологической безопасности при работе с объектами мамонтовой палеофауны и другие актуальные аспекты.